Дальний родственник и прямой наследник титула влиятельного политика Джеймса Стенхопа, 1-го графа Честерфилда (1673-1721), Филип Стенхоп был воспитан гувернёром-французом, учился в Тринити-колледже Кембриджского университета (1712-1714) и совершил обязательное для богатого джентльмена тех лет путешествие (grand tour) по континенту. Оно было прервано смертью королевы Анны. Джеймс Стенхоп вызвал Филипа на родину и устроил его на место лорда опочивальни принца Уэльского; в 1715 Филип вошёл в состав палаты общин от корнуолльской деревни Сент-Жермен (см. гнилые местечки). Первое же выступление в парламенте обернулось для него штрафом в 500 фунтов, так как Филипу недоставало шести недель до совершеннолетия.
В 1716, во время конфликта между королём Георгом I и его сыном, будущим Георгом II, Стенхоп примкнул к лагерю принца Уэльского и его любовницы Генриетты Говард, что принесло ему политические выгоды при восшествии Георга II на престол и ненависть принцессы Уэльской. Со смертью отца в 1726 Филип принял титул графа Честерфилда и пересел из палаты общин - в палату лордов. Здесь его ораторское мастерство, ненужное в нижней палате, наконец-то оценили и в 1728 Честерфилд принял важный пост посла в Гааге (вероятно, и то, что он был своего рода почётной ссылкой, устроенной Уолполом). Честерфилд оказался способным дипломатом, заключил для Великобритании Венский договор 1731 года, но из-за слабого здоровья вернулся на родину в 1732. Дипломатическая служба принесла ему орден Подвязки и придворный титул лорда-стюарда. В том же 1732 году в Гааге родился его незаконнорожденный сын от Элизабет дю Буше, также Филип Стенхоп (второй, 1732-1768), которому впоследствии Честерфилд посвятил «Письма к сыну».
Вернувшись в палату лордов, Честерфилд стал одним из её вожаков. Вскоре, из-за закона об акцизах Честервилд перешёл в открытую оппозицию Уолполу и потерял придворные титулы. Оппозиция сумела отстранить Уолпола от власти только в 1742, однако места в новом правительстве для Честерфилда не нашлось; он испортил отношения и с новыми временщиками, и с самим Георгом II. C 1743 Честерфилд писал анти-георгианские трактаты в журнал «Старая Англия» под именем «Джеффри Толстопузый» (Jeffrey Broadbottom). Наконец, в 1744 коалиция Честерфилда, Питта и Генри Пелхэма сумела свалить правительство Картере, и Честерфилд вернулся в исполнительную власть. Вначале он вновь отправился послом в Гаагу, где добился вступления Голландии в войну за австрийское наследство на стороне англичан. За этим последовало исключительно успешное правление на посту лорда-лейтенанта Ирландии в 1744-1746, считающееся вершиной деятельности Честерфилда-администратора. В 1746 он вернулся в Лондон на пост государственного секретаря, однако в 1748 уволился со всех постов из-за навсегда испорченных отношений с королём и королевой и отказался от «утешительного» герцогского титула.
Некоторое время он продолжал парламентскую деятельность, в том числе противодействовал «Акту о гербовом сборе» и способствовал переходу Великобритании на григорианский календарь, который так и называли - календарь Честерфилда. Однако из-за надвигавшейся глухоты к концу 1750-х годов Честерфилд навсегда покинул политику!
«Письма к сыну»
Честерфилд был женат по расчёту на незаконной дочери Георга I, Мелюзине фон Шуленбург, но законных детей в этом браке не родилось. Филип Стенхоп (второй), его любимый незаконнорожденный сын, имел всяческую поддержку отца (включая место в палате общин), но так и не был принят в высший свет. Кроме того, уже в старости Честерфилд усыновил третьего Филипа Стенхопа (1755-1815), который в итоге и стал наследником семейных богатств.
Филип Стенхоп (второй), несмотря на тесную опеку отца, имел с 1750 «непозволительную» связь с ирландкой Евгенией Дорнвил, от которой в 1761 и 1763 родились двое сыновей - Чарльз и Филип (четвёртый); родители поженились только в 1767, а в 1768 36-летний Филип Стенхоп (второй) умер в Воклюзе. Честерфилд узнал о существовании внуков только после смерти сына. В своём завещании он оставил им небольшой капитал, и ничего - их матери. Именно безденежье подвигло Евгению Стенхоп продать издателям письма, которые никогда не предназначались для печати. Публикация вызвала в английском обществе шок своей семейной «откровенностью»; сборник писем стал популярным чтением и неоднократно переиздавался, принеся вдове состояние.
Письма Честерфилда содержат обширный свод наставлений и рекомендаций в духе педагогических идей Дж. Локка. Узкопрактическая нацеленность программы воспитания (подготовка к великосветской и государственной карьере) шокировала многих современников Честерфилда, однако «Письма» были высоко оценены Вольтером как образец эпистолярной прозы XVIII века и искренний человеческий документ. Кроме этого, после смерти графа были опубликованы «Максимы» (1777) и «Характеры» (1777). Честерфилду также приписывают ряд апокрифических сочинений, в том числе «Апология отставки» (1748).
Лучшие дня
Честерфилд в литературе
В 1841 Чарльз Диккенс изобразил Честерфилда в романе «Барнеби Радж» под именем Джона Честера, беспринципного великосветского громилы. Современные биографы полагают, что диккенсовский персонаж не имеет ничего общего с прототипом.
В конце XX века писатель, врач и психолог Владимир Леви на основе анализа «Писем к сыну» написал художественно-психологическое исследование – повесть «Посол рыбьей державы», вошедшую в книгу «Нестандартный ребенок». В этой повести раскрывается и образ самого Честерфилда, и глубинная суть его взаимоотношений с безвременно погибшим любимым сыном.
Филип Дормер Стенхоп Честерфилд, 1694-1773 гг. Английский писатель и государственный деятель.
Изворотливость – это скрытое прибежище неспособности.
Немногим людям удается преуспеть в бизнесе, и лишь в том случае, если они не занимаются ничем другим.
Благодарность - это тяжкое бремя, лежащее на нашей несовершенной природе.
Бог свидетель, нам нелегко приходится в этой жизни, и терпение - это единственный способ жить по крайней мере не хуже.
В вопросах брака и религии я не советчик - не хочу, чтобы из-за меня люди мучились и на земле, и на небе.
Веди спокойную жизнь - и ты умрешь со спокойной совестью.
Вежливость и хорошие манеры совершенно необходимы для того, чтобы украсить любые другие достоинства и таланты. Без них никакие знания, никакое совершенство не предстают в надлежащем свете. Без них ученый обращается в педанта, философ - в циника, военный - в грубого скота, так что и с тем, и с другим, и с третьим неприятно даже встречаться.
В злословии, как и в краже, виноватым считается потерпевший.
В погоне за похвалой лучшая приманка - скромность.
Все люди судят о нас по нашей наружности и манерам и только немногие - по нашим душевным качествам.
Всякая похвала, если она не заслужена, становится жестокой насмешкой и даже больше того - оскорблением и всего нагляднее обличает людские пороки и безрассудства.
Всякий, кто спешит, тем самым демонстрирует, что дело, за которое он взялся, ему не по зубам.
Дети и придворные ошибаются много реже, чем родители и монархи.
Добродетель есть не что иное, как красота духовная.
Доказывая свое мнение и опровергая другие, если они ошибочны, будь сдержан как в словах, так и в выражениях.
Если когда-нибудь я поумнею, никто, никогда не увидит меня смеющимся.
Если кто уверяет, что выпил шесть или восемь бутылок вина за один присест, то из одного только милосердия я буду считать его лжецом, не то мне придется думать, что он - скотина.
Если можешь, будь умнее других, но не показывай этого.
Если тебе приятно, когда люди внимательны и чутки к твоему настроению, вкусам и слабостям, можешь быть уверен, что внимательность и чуткость, которые ты в подобных случаях выкажешь другим, будут им также приятны.
Если ты нащупал в человеке какую-то характерную черту, ни в коем случае не доверяй ему в том, что этой черты касается.
Если ты хочешь понравиться людям, обращайся к чувствам, умей ослепить взгляды, усладить и смягчить слух, привлечь сердце. И пусть тогда разум их попробует что-нибудь сделать тебе во вред.
Если угождаешь, угождай каждому по-своему.
Женская красота и мужской ум большей частью пагубны для их обладателей…
Женщины гораздо больше похожи друг на друга, чем мужчины; все они, в сущности, тщеславны и похотливы.
Знания придают вес, способности - блеск, люди же, в большинстве своем, лучше видят, чем соизмеряют.
Знания - это убежище и приют, удобные и необходимые нам в преклонные годы, и если мы не посадим дерева, пока мы молоды, то, когда мы состаримся, у нас не будет тени, чтобы укрыться от солнца.
Интерес к внутренней сути и презрение к внешнему виду - таковы должны быть отношения между разумным человеком и его книгами.
Истинное остроумие - качество столь редкое, что многие им восхищаются, большинство к нему стремится, все его боятся, а если ценят, так только в себе самом.
Каждое потерянное мгновение - потерянное дело, потерянная польза.
Каждый человек ищет истину, но только одному Богу известно, кто ее нашел.
Каждый человек чувствителен к располагающему обращению, приятной манере говорить и непринужденной учтивости, а все эти качества готовят почву для того, чтобы были благосклонно встречены достоинства более высокие.
Кажущееся незнание часто является самой необходимой частью мирового знания.
Как в дружбе, так и во вражде поставь определенные границы доверчивости твоей и неприязни: пусть первая не доходит до того, чтобы стать опасной, а вторая - непримиримой.
Как движение возбуждает аппетит, так труд возбуждает жажду удовольствий.
Какого бы ты сам ни был мнения о своих достоинствах, не выставляй их напоказ в обществе, не следуй примеру тех хвастливых людей, которые стараются повернуть разговор именно так, чтобы предоставилась возможность их выказать. Если это подлинные достоинства, люди о них неминуемо узнают и без тебя и тебе же это будет гораздо выгоднее.
Когда заметишь, что противник твой горячится, положи конец спору какой-нибудь шуткой.
Когда тебя похвалят, обдумай хорошенько, заслуживаешь ли ты похвалы; если не заслуживаешь, то, значит, тебя осмеяли.
Конечная цель красноречия - убеждать людей.
Кто сам говорит о своих достоинствах, тот смешон, но кто не сознает их - глуп.
Куда бы мы ни шли, репутация наша - неважно, хорошая ли, дурная - нас обязательно опередит.
Ложь и коварство - прибежище глупцов и трусов.
Ложь - порождение злобы, трусости или тщеславия.
Лучшая защита от дурных манер - хорошее воспитание.
Люди, к светскому общению не привыкшие, по неопытности выдают своим видом то, о чем не распространяются на словах.
Люди ненавидят тех, кто дает им почувствовать их более низкое положение.
Министры - как солнце. Чем они ярче, тем сильнее обжигают.
Молодой человек должен быть благоразумным, не стараясь им казаться; старик должен казаться благоразумным, хотя бы и не был таким.
Мудрый человек живет своим умом и своим кошельком.
Мысли лучших умов всегда становятся в конечном счете мнением общества.
Надо уметь молчать вообще обо всем, что имеет значение лишь для тебя одного.
На свете нет ничего более безрассудного, чем полугнев и полудоверие.
Не верьте тому, кто, едва успев познакомиться с вами, вдруг, без всякого видимого повода, воспылает к вам горячей любовью.
Не доверяй тем, кто полюбил тебя от всего сердца после первого же знакомства и без всякой видимой причины. Остерегайся также всех тех, кто стыдится высших добродетелей, выдавая их за свои слабости.
Недостаточно иметь заслуги, надо уметь людям понравиться.
Неполноценность наших друзей доставляет нам немалое удовольствие.
Никогда не доказывай своего мнения громко и с жаром, даже если в душе ты убежден в своей правоте, - выскажи его скромно и спокойно, ибо это единственный способ убедить.
Относись к другим так, как тебе хотелось бы, чтобы они относились к тебе, - вот самый верный способ нравиться людям.
От перевода страдают все, кроме епископа.
Первый признак высокого ума есть снисходительность.
Подлинная дружба созревает медленно и расцветает только там, где люди действительно доказали ее друг другу.
Позаботься о пенсе, а уж фунт позаботится о себе сам.
Политики не питают ни любви, ни ненависти. Они руководствуются не чувствами, а интересом.
Поношение, клевета никогда не ополчаются против непогрешимости; клевета преувеличивает, но не возникает на пустом месте.
Пороки заимствованные - самые неприятные из всех и самые непростительные.
Праздность - один из способов самоубийства.
Праздность - удел слабых умов.
Предрассудки - наша любовница; разум же, в лучшем случае, - жена: мы часто слышим его голос, но редко к нему прислушиваемся.
Прокладывай дорогу к разуму человека через его сердце.
Пусть мудрецы говорят все что угодно, но от одной крайности можно избавиться лишь впав в другую.
Радуйся жизни, наслаждайся каждой минутой ее - ведь удовольствия кончаются раньше, чем жизнь.
Рана заживает быстрей, чем оскорбление.
Сами женщины не созданы для забот; их предназначение в том, чтобы брать на себя наши заботы.
Самый глупый человек на свете испытывает те же чувства, что и самый умный.
Сдержанность - черта крайне неприятная, несдержанность - крайне опасная.
Скромность - самый надежный способ удовлетворить наше тщеславие.
Скрыть правду там, где это нужно, - и благоразумно и непредосудительно, тогда как солгать - в любом случае - и низко и глупо.
Советы редко принимаются с благодарностью; те, кто больше всего в них нуждается, реже всего ими пользуется.
Сознание своего достоинства делает умного человека более скромным, но вместе с тем и бсшее стойким.
Сочинители афоризмов, в большинстве своем, красоту мысли ставят выше точности и справедливости.
С подозрением относись к тем, кто во всеуслышание превозносит какую-то добродетель…
Старательно избегай всякой дружбы с дураками и плутами, если в отношениях с такими людьми вообще применимо слово «дружба».
С тем, кто молчит, - молчат; с тем, кто рассказывает все, - тоже молчат.
Стиль - одежда мысли.
Те, кто громче всего требуют свободы, хуже всего ее переносят.
Терпение совершенно необходимо деловому человеку, ведь многим гораздо важнее не заключить с вами сделку, а поговорить по душам.
То, что нравится тебе в других, понравится и другим в тебе.
Трудно даже вообразить, сколько у тщеславия разнообразных способов отклониться от поставленной цели.
Трудно сказать, кто глупее, - тот ли, кто говорит всю правду до конца, или тот, от кого вообще никогда не услышать правды.
Тщеславие вызывает отвращение у всех по той простой причине, что оно всем без исключения свойственно, а два тщеславия не сойдутся никогда.
У каждого человека есть свои стремления, свое честолюбие; разница только в том, что у людей глупых честолюбие тоже бывает глупым и устремлено не туда, куда следует, у людей же умных честолюбие законно и достойно всяческой похвалы.
Умный человек иногда торопится, но ничего не делает второпях.
Учись опускаться до уровня тех, среди которых находишься.
Физические недуги - это тот налог, который берет с нас наша окаянная жизнь; одни облагаются более высоким налогом, другие - более низким, но платят все.
Хитрость - тайное прибежище бездарности.
Храни свои знания, подобно часам, во внутреннем кармане; не демонстрируй их, как демонстрируют часы, без всякого повода, с тем лишь, чтобы показать, что они у тебя есть.
Часто нужнее скрывать презрение, чем злобу: обиды еще могут быть забыты, но презрение никогда не прощается.
Частый и громкий смех есть признак глупости и дурного воспитания.
Человек воспитанный умеет говорить с нижестоящими людьми без заносчивости, а с вышестоящими - уважительно и непринужденно.
Честолюбие человека умного и порядочного заключается в том, чтобы выделиться среди других своим добрым именем и быть ценимым за свои знания, правдивость и благородство - качества, которые нигде не могут быть куплены, а могут бьггь приобретены только теми, у кого ясная голова и .
Чтобы завоевать расположение женщины, требуется одна и та же лесть; чтобы понравиться мужчине - всякий раз разная.
Чтобы управлять человечеством, нельзя его переоценивать - так оратор, если он хочет полюбиться публике, должен презирать ее.
английский государственный деятель, дипломат и писатель, автор «Писем к сыну»
Биография
Филип Стенхоп был старшим сыном третьего графа Честерфильда (также носившего имя Филипа Стенхоп, 1673-1726) и Елизаветы Сэвил, дочери Джорджа Сэвила, маркиза Галифакса . Он также приходился дальним родственником и прямым наследником титула влиятельного политика Джеймса Стенхопа, 1-го графа Честерфилда (1673-1721). Филип Стенхоп был воспитан гувернёром-французом, преподобным Жуно. В 1712 году, в возрасте 16 лет, он определился в Тринити-колледже Кембриджского университета (1712-1714) и в 1714 году совершил обязательное для богатого джентльмена тех лет путешествие (grand tour) по континенту, посетив лишь Гаагу (Голландия). Путешествие было прервано смертью королевы Анны . Джеймс Стенхоп вызвал Филипа на родину и устроил его на место лорда опочивальни (gentleman of Bedchamber) принца Уэльского - будущего Георга II. В 1715 году Стенхоп вошёл в состав палаты общин от корнуолльской деревни Сент-Жермен (см. гнилые местечки). Первое же выступление в парламенте (Maiden speech) обернулось для него штрафом в 500 фунтов, так как Стенхопу недоставало шести недель до совершеннолетия.
В 1716 году случился конфликт между королём Георгом I и его сыном, будущим Георгом II, Стенхоп позже примкнул к лагерю принца Уэльского и его любовницы Генриетты Говард, что принесло ему политические выгоды при восшествии Георга II на престол и ненависть принцессы Уэльской. Однако вначале Стенхопу пришлось отправится в Париж, где он оставался около двух лет. Там он познакомился с Монтескье, Вольтером и другими французскими литераторами. В 1722 году Стенхоп вернулся в Лондон и уже здесь завязал тесные связи с английскими литераторами, среди которых были Аддисон, Свифт, Поп , Гей , Арбетнот и др.
Со смертью отца в 1726 году Стенхоп принял титул графа Честерфилда и пересел из палаты общин - в палату лордов. Здесь его ораторское мастерство, ненужное в нижней палате, наконец-то оценили и в 1728 году Честерфилд принял важный пост посла в Гааге (вероятно, и то, что он был своего рода почётной ссылкой, устроенной Уолполом). Честерфилд оказался способным дипломатом, заключил для Великобритании Венский договор 1731 года, но из-за слабого здоровья вернулся на родину в 1732 году. Дипломатическая служба принесла ему орден Подвязки и придворный титул лорда-стюарда. В том же 1732 году в Гааге родился его незаконнорожденный сын от Элизабет дю Буше, также Филип Стенхоп (второй, 1732-1768), которому впоследствии Честерфилд посвятил «Письма к сыну». Скомпрометированная дю Буше лишилась места, но Честерфилд поселил её в лондонском предместье.
Вернувшись в палату лордов, Честерфилд стал одним из её вожаков. Вскоре, из-за закона об акцизах Честерфилд перешёл в открытую оппозицию Уолполу и потерял придворные титулы. Оппозиция сумела отстранить Уолпола от власти только в 1742, однако места в новом правительстве для Честерфилда не нашлось; он испортил отношения и с новыми временщиками, и с самим Георгом II. C 1743 Честерфилд писал анти-георгианские трактаты в журнал «Старая Англия» под именем «Джеффри Толстопузый» (Jeffrey Broadbottom). Наконец, в 1744 коалиция Честерфилда, Питта и Генри Пелхэма сумела свалить правительство Картере, и Честерфилд вернулся в исполнительную власть. Вначале он вновь отправился послом в Гаагу, где добился вступления Голландии в войну за австрийское наследство на стороне англичан. В сентябре 1733 года, после возвращения из своей миссии в Голландии, Честерфилд женился на Мелюзине фон Шуленбург. За этим последовало исключительно успешное правление на посту лорда-лейтенанта Ирландии в 1744-1746, считающееся вершиной деятельности Честерфилда-администратора. В 1746 году он вернулся в Лондон на пост государственного секретаря, однако в 1748 году уволился со всех постов из-за навсегда испорченных отношений с королём и королевой и отказался от «утешительного» герцогского титула.
Милый мой мальчик!
Спасибо тебе за то, что ты беспокоишься о моем здоровье; я бы уже давно дал о себе знать, но здесь на водах не очень-то хочется писать письма. Мне лучше с тех пор, как я здесь, и поэтому я остаюсь еще на месяц.
Синьор Дзамбони расточает мне через тебя больше похвал, чем я того стою. А ты постарайся заслужить все, что он говорит о тебе; помни, что всякая похвала, если она не заслужена, становится жестокой насмешкой и даже больше того – оскорблением, и всего нагляднее обличает людские пороки и безрассудства. Это риторическая фигура, имя которой ирония: человек говорит прямо противоположное тому, что думает. И вместе с тем – это не ложь, ибо он ясно дает понять, что думает совсем не то, что говорит, а как раз наоборот. Например, если кто-нибудь хвалит отъявленного мошенника за его порядочность и неподкупную честность, а круглого дурака – за его способности и остроумие, – ирония совершенно очевидна и каждый легко поймет, что это не более как насмешка. Вообрази, что я стал бы превозносить тебя за то, что ты очень внимательно штудируешь свою книгу, и за то, что ты усвоил и помнишь до сих пор все, что когда-то учил, – неужели ты сразу бы не заметил моей иронии, не почувствовал, что я смеюсь над тобой? Поэтому, когда тебя начинают за что-то превозносить, подумай хорошенько и реши, заслужил ты эту похвалу или нет; и если нет, то знай, что над тобой только издеваются и смеются; постарайся же в будущем быть достойным лучшего и сделать так, чтобы по отношению к тебе всякая ирония оказалась неуместной.
Передай от меня поклон м-ру Меттеру и поблагодари его за письмо. Он пишет, что тебе снова предстоит взяться за латинскую и греческую грамматики; надеюсь, что к моему возвращению ты основательно их изучишь; но, если даже тебе это не удастся сделать, я все равно похвалю тебя за прилежание и память. Прощай.
Милый мой мальчик!
Ты занят историей Рима; надеюсь, что ты уделяешь этому предмету достаточно внимания и сил.
Польза истории заключается главным образом в примерах добродетели и порока людей, которые жили до нас: касательно их нам надлежит сделать собственные выводы. История пробуждает в нас любовь к добру и толкает на благие деяния; она показывает нам, как во все времена чтили и уважали людей великих и добродетельных при жизни, а также какою славою их увенчало потомство, увековечив их имена и донеся память о них до наших дней.
В истории Рима мы находим больше примеров благородства и великодушия, иначе говоря – величия души, чем в истории какой-либо другой страны. Там никого не удивляло, что консулы и диктаторы (а как ты знаешь, это были их главные правители) оставляли свой плуг, чтобы вести армии на врага, а потом, одержав победу, снова брались за плуг и доживали свои дни в скромном уединении, – уединении более славном, чем все предшествовавшие ему победы! Немало величайших людей древности умерло такими бедными, что хоронить их приходилось на государственный счет. Живя в крайней нужде, Курий тем не менее отказался от крупной суммы денег, которую ему хотели подарить самнитяне, ответив, что благо отнюдь не в том, чтобы иметь деньги самому, а лишь в том, чтобы иметь власть над теми, у кого они есть. Вот что об этом рассказывает Цицерон: «Curio ad focum sedenti magnum auri pondus Samnites cum attulissent, repudiati ab eo sant. Non enim aurum habere praeclarum sibi videri, sed iis, qui haberent aurum imperare» . Что же касается Фабриция, которому не раз доводилось командовать римскими армиями и всякий раз неизменно побеждать врагов, то приехавшие к нему люди увидели, как он, сидя у очага, ест обед из трав и кореньев, им же самим посаженных и выращенных в огороде. Сенека пишет: «Fabricius ad focum coenat illas ipsas radices, quas, in agro repurgando, triumphalis senex vulsit» .
Когда Сципион одержал победу в Испании, среди взятых в плен оказалась юная принцесса редкой красоты, которую, как ему сообщили, скоро должны были выдать замуж за одного ее знатного соотечественника. Он приказал, чтобы за ней ухаживали и заботились не хуже, чем в родном доме, а как только разыскал ее возлюбленного, отдал принцессу ему в жены, а деньги, которые отец ее прислал, чтобы выкупить дочь, присоединил к приданому. Валерий Максим говорит по этому поводу: «Eximiae formae virginem accersitis parentibus et sponso, inviolatam tradidit, et juvenis, et coelebs, et victor» . Это был замечательный пример сдержанности, выдержки и великодушия, покоривший сердца всех жителей Испании, которые, как утверждает Ливий , говорили: «Venisse Diis simillimum juvenem, vincentem omnia, turn armis, turn benignitate, ac beneficiis» . Таковы награды, неизменно венчающие добродетель; таковы характеры, которым ты должен подражать, если хочешь быть прославленным и добрым, а ведь это единственный путь прийти к счастью. Прощай.
Понедельник
Милый мой мальчик!
Мне очень жаль, что я не получил вчера от м-ра Меттера тех сообщений о тебе, которых ждал с надеждой. Он тратит столько сил на занятия с тобой, что вполне заслужил, чтобы ты относился к ним внимательно и прилежно. К тому же теперь вот о тебе говорят как о мальчике, знающем гораздо больше, чем все остальные, – до чего же будет стыдно потерять свое доброе имя и допустить, чтобы сверстники твои, которых ты оставил позади, опередили тебя. Тебе не хватает только внимания, ты быстро схватываешь, у тебя хорошая память; но если ты не сумеешь быть внимательным, часы, которые ты просидишь над книгой, будут выброшены на ветер. Подумай только, какой стыд и срам: иметь такие возможности учиться – и остаться невеждой. Человек невежественный ничтожен и достоин презрения; никто не хочет находиться в его обществе, о нем можно только сказать, что он живет, и ничего больше. Есть хорошая французская эпиграмма на смерть такого невежественного, ничтожного человека. Смысл ее в том, что сказать об этом человеке можно только одно: когда-то он жил, а теперь – умер. Вот эта эпиграмма, тебе нетрудно будет выучить ее наизусть:
Постарайся не заслужить имени Кола, а я непременно буду называть тебя так, если ты не будешь хорошо учиться, и тогда эта кличка за тобой утвердится и все будут звать тебя Кола, а это много хуже, чем Шалун.
Филип Дормер Стенхоп Честерфилд - английский граф, государственный деятель, писатель - был уроженцем Лондона, где 22 сентября 1694 г. появился на свет в аристократическом семействе, имевшем богатую историю. Домашнее образование его было просто прекрасным, мальчик выучил 6 языков. На протяжении 1712-1714 гг. он являлся студентом Тринити-колледжа Кембриджского университета, а в 1714 г., как предписывали традиции их сословия, отправился путешествовать по Европе. Однако ему удалось побывать лишь в Голландии, после чего в связи с кончиной королевы Анны Честерфилду пришлось вернуться на родину.
Хлопотами отца молодому человеку досталась должность лорда опочивальни. В 1715 г. Стенхоп был избран в палату общин, представлял в ней корнуолльскую деревню Сент-Жермен. На протяжении двух лет Стенхоп жил в Париже, где судьба подарила ему знакомство с Вольтером , Монтескье и другими знаменитыми представителями французской литературы. Был он лично знаком и с писателями своей страны, в частности, с Поупом , Свифтом и др. Приятельские отношения между ними возникли, когда Стенхоп возвратился домой в 1722 г.
После кончины отца в 1726 г. Стенхоп стал графом Честерфилдом и, покинув палату общин, стал членом палаты лордов. Его дар красноречия, оставшийся невостребованным во время пребывания в нижней палате, здесь был замечен и по достоинству оценен. В 1728 г. Честерфилда назначают послом в Гаагу, и он продемонстрировал в этой должности недюжинные дипломатические способности. В частности, им был заключен Венский договор 1731 г., выгодный для Великобритании. Тем не менее в 1732 г. Честерфилд вынужден был вернуться в Лондон в связи с ухудшением здоровья. Благодаря успехам на дипломатическом поприще ему достался придворный титул лорда-стюарда и орден Подвязки.
По возвращении в палату лордов Честерфилд быстро вышел на лидирующие позиции. Однако многое в его дальнейшей биографии изменилось, когда он пошел на открытое противостояние после рассмотрения законов об акцизах: его лишили всех придворных титулов. Когда в 1742 г. Уолпол, главный виновник злоключений Честерфилда, лишился власти, граф не смог возвратить былых позиций, ему не было предоставлено место в новом правительстве, а отношения с новыми членами палаты и королем Георгом II сильно осложнились. С 1743 г. он выступает автором трактатов антигеоргианской направленности, печатаясь под псевдонимом Джеффри Толстопузый в одном из местных журналов.
Войдя в коалицию, Честерфилд в 1744 г. после потери правительством влияния вновь оказывается в исполнительной власти. Некоторое время прослужив посланником в Гааге, он отправился в качестве лорд-лейтенанта в Ирландию, где правил с 1744 -1746 гг. В его карьере как администратора, управленца эти годы стали настоящим расцветом. В 1746 г. Честерфилд после возвращения на родину занимает должность государственного секретаря Великобритании, однако в 1748 г. окончательно испорченные отношения с королевским двором привели к тому, что он покинул все государственные посты, в течение какого-то времени еще занимаясь парламентской деятельностью. Известно, что он посодействовал принятию за основу в своей стране григорианского календаря, который здесь называли календарем Честерфилда. Окончательно расстаться с миром политики ему пришлось в конце 50-ых гг. из-за прогрессирующих проблем со слухом.
Помимо деятельности на государственном поприще, Честерфилд прославился как писатель-сатирик, описатель нравов. Многим его произведениям свойственна афористичность стиля. Самые известные работы («Письма к сыну» (1774), «Максимы» (1777) и др.), были опубликованы посмертно. Скончался граф Честерфилд в родном Лондоне 24 марта 1773 г.